Интервью начальника департамента технологических партнерств и импортозамещения "Газпром нефти" Сергея Архипова.

Начальник Департамента технологических партнерств и импортозамещения "Газпром нефти" Сергей Архипов рассказал о возможностях российских компаний, развитии национальной системы поставщиков и о том, как предложить "Газпром нефти" новую технологию.
— Если говорить в процентах, то сколько российского оборудования во всем комплексе оборудования "Газпром нефти"? Можно какую-то цифру привести?
— Если посмотреть на процент закупки российских решений, то у любой нефтегазовой компании российских решений закупается в общем объеме более 90%. Но, как говорится, "дьявол в деталях", потому что у нас есть такая хорошая поговорка "мал золотник, да дорог". Вот эти 5% или у кого-то 3% — это высокотехнологичные решения. Хай-тек, так называемый. Который в России никогда ранее не выпускался. Он определяет успешность или не успешность разведки, бурения, переработки. Поэтому мерить важность в процентах — это не совсем корректно.
— Тогда, в таком случае, чего сейчас не хватает компании из российского?
— Мы смотрели по номенклатурным позициям и идентифицировали те номенклатурные позиции, в которых нет достой конкуренции со стороны продуктов российского происхождения. Почему я говорю "продуктов российского происхождения" — потому что с точки зрения развития национальной системы поставщиков, то, чем мы занимаемся в рамках импортозамещения, критически важно иметь поставщика рядом с вашим активом, на котором происходит добыча, переработка. Это с точки зрения всех смыслов абсолютно правильно. Это бизнес в первую очередь. Технологическая безопасность. Снабженческая безопасность. Поэтому если вы посмотрите развитые экономики, то, как правило, рядом с добычей или переработкой находится еще какой-то технологический центр. Никого это не удивляет, потому что с точки зрения логики, если вам нужна лопата, неплохо, если производитель лопаты был бы где-то недалеко, чтобы можно было ее купить. Поэтому та работа, которую модно сейчас называть импортозамещением ведь, по сути, у нас в компании ведется уже довольно давно. Связана она в первую очередь с обеспечением развития российских поставщиков. Поставщиков, находящихся в России, пусть даже и зарубежных, которые производили бы те продукты и компоненты, которые нам важны именно здесь и сейчас.
— Интересно понять, какие есть достижения, что появилось на российском рынке, то, чего не было до этого?
— На самом деле большое количество продуктов. Вот самые первые, которые мне приходят в голову — это базовые масла. Выпуск которых был освоен на одном из предприятий группы "Газпром нефть". Суть проблематики была в том, что у нас в группе существует предприятие, которое выпускает разные виды. И через стратегию импортозамещения мы подтолкнули коллег к мысли о том, что существует "сладкий кусок" на рынке в качестве базовых масел для буровых растворов, который можно было бы освоить, получить достаточно большой кусок этого рынка. Потому что на этом рынке присутствуют только зарубежные поставщики.
— А какой объем этого рынка? Оценивали?
— Это объем в несколько миллиардов. Соответственно коллеги предприняли ряд работ, начиная с НИОКРа и заканчивая модернизацией производства, и освоили первую партию. Что следует отметить, что такие лидеры нефтесервисных услуг, как ряд американских компаний, уже буквально стоят в очереди и пытаются выкупать весь объем произведенного масла, потому что качественные характеристики этого масла на голову выше импортных аналогов.
Второй пример — это роторные управляемые системы, то, что позволяет управлять траекторией бурения и получать информацию о том, что происходит под землей. Здесь компания поддержала несколько проектов, и сейчас проходят буквально финальные стадии опытно-промышленных испытаний, которые приведут нас к появлению российского продукта. Также мы работаем в, казалось бы, странных областях, например, поддерживаем проекты в сельском хозяйстве, которое производит гуаровую камедь. Гуар — это такой боб. Из которого извлекают клейковину для растворов, которые используются у нас при добыче. Раньше эта гуаровая камедь полностью завозилась в Россию. Сейчас через, в том числе, работы по селекции, проходит работа по созданию российского боба и дальнейшей уже производственной цепочки по получению гуаровой камеди в России.
— Создается компания отдельная, которая занимается этим направлением в "Газпром нефти"?
— Абсолютно нет. Мы исповедуем философию того, что, в принципе, у нас в России огромное количество талантливых, предприимчивых, продвинутых технологических компаний в разных областях. И главное показать им объем спроса. Соответственно, показав спрос, мы, тем самым, делаем важный шаг навстречу производителю. Поскольку если речь идет о новых продуктах, а ведь мы через систему импортозамещения, по факту, поддерживаем создание и появление в России новых продуктов и новых продуктовых линеек. То самое важное для производителя, чтобы сделать шаг в сторону разработки нового продукта. Это понимание того, насколько экономика этого продукта ему привлекательна. И в случае, если мы проводим аудит и видим, что предприятие действительно технологически готово и интеллектуально готово начать выпуск данного продукта, мы всячески поддерживаем это предприятие. Помогаем ему привлечь финансирование. Мы сами не входим в капитал, не даем деньги. Привлекаем их, выдаем объекты для опытно-промышленных испытаний у себя в компании. И через вот этот весь цикл от разработки до испытания мы полностью сопровождаем проект.
— А есть какая-то площадка, на которой вы взаимодействуете, или это какие-то госзакупки должны быть обязательно? Чтобы выйти на вас компании?
— Эта площадка — это наш веб-сайт, на котором в рубрике "Закупки" в подрубрике "Технологические партнерства" размещен перечень технологий и оборудования, по которым мы делаем максимальные усилия в поддержке развития российских аналогов.
— Есть ли какие-то оценки на сегодняшний день, сколько компания вложила в это направление?
— Выгода, которую компания получает вот уже через призму тех проектов, которые я назвал, она в десятки раз превосходят тот объем затрат, которые осуществлены.
— Когда началась волна импортозамещения, то, условно говоря, вы посмотрели на ситуацию, которая в компании, и с чего вы начали в первую очередь? Вот вы объясняли, что у вас есть некий перечень и вы для себя решили в какую сторону идти. Каким образом принималось это решение?
— Решение принималось очень просто. Когда мы посмотрели на структуру поставок и структуру рынка, связанного с этими поставками, мы увидели, что в каких-то сегментах у нас доминируют исключительно зарубежные поставщики. Мы поняли, что это "не здорово". Абсолютно. Потому что, во-первых, для конкурентной позиции, для снабженческой безопасности однозначно необходимо эти сегменты уравновесить российскими поставщиками в любом случае. За что мы взялись в первую очередь — это, наверное, за суть нефтяного бизнеса — за добычу. Все, что связанно с технологией добычи, у нас так получилось, что было первая волна. Вторая волна была шельф. Третья переработка. И сейчас они начинают переплетаться. Периодически всплывают проблемные направления то в одном блоке, то во втором, то в третьем. Которые мы тоже решаем. Мы боремся в первую очередь за то, чтобы иметь возможность извлекать каждый баррель нефти с наименьшей себестоимостью. Здесь мы действительно конкурируем за то, чтобы в абсолютно новых условиях, в которых раньше добыча была на старых технологиях абсолютно экономически бессмысленна — себе в убыток — мы пытаемся через призму новых технологий и развития технологических партнеров (то, что мы также называем импортозамещением), сделать добычу в ранее экономически невыгодных условиях сейчас выгодной.
— Является ли импортозамещение палкой о двух концах? Нет ли тут какой-то, так скажем, западни?
— Мы не рассматриваем это через призму западни. И через призму создания каких-то монопольных преференций в отношении каких-то поставщиков. Будь они с российским флагом или без российского флага. В принципе вопрос для любой компании, которая осуществляет деятельность не только в нефтяной отрасли, он заключается в том, насколько те технологические решения, которые позволяют вам быть максимально конкурентноспособными, находятся в открытом доступе на рынке для вас. И вы их можете купить. Можете купить и можете ими пользоваться. Это такой базовый вопрос. Второй уровень этого вопроса заключается в том, насколько я могу использовать какие-то экстра знания для того, чтобы существующее решение использовать с этими экстра знаниями и получать выгоду, отличную от конкурентов. И здесь для нас вопрос импортозамещения — это в первую очередь вопрос развития нашей базы поставщиков с приданием максимального импульса в развитие российских поставщиков.
— Вы просите взамен какой-то принцип эксклюзивности поставок вам?
— Нет. Потому что принцип эксклюзивности, как и во всем, он имеет цену. Если вы приходите к кому-то и говорите: "Я хочу быть у вас единственным покупателем", продавец имеет право назначить вам премиальную цену. И брать с вас ровно столько, сколько он мог бы взять с десяти других покупателей, которые приходили бы к нему, но у которых вы ему не даете покупать. Соответственно поскольку это не имеет большой смысловой нагрузки, т.е. базовые технологические решения, которые должны быть просто в доступности для нас, мы должны обеспечить доступность технологических решений для компании в тот момент, когда компании эти решения нужны. Поэтому вообще наличие поставщика как можно ближе к активу — это максимально комфортное решение для компании.
— Не это ли стало причиной вот той самой "сланцевой революции" в США?
— Вопрос наличия нефти и газа в сланце он известен давно. Сотню лет. И все понимали, что там есть газ и нефть, но технологически цивилизация была еще не готова эту нефть и газ оттуда извлечь. Огромное развитие кластера разработчиков и поставщиков технологических решений передовых — в районе Хьюстона, если вы знаете, есть огромный нефтегазовый кластер — именно с точки зрения не столько даже добычи, которая постепенно двинулась от Хьюстона в сторону мексиканского залива все дальше и дальше, а именно с точки зрения разработки и тестирования новейших решений. Вот именно "количество" мозга, если хотите, на квадратный километр в том районе, обеспечило в конце концов появление технологии, которая позволила извлекать углеводороды из пластов, которые при использовании старых технологий были просто экономически не эффективны. Ту же самую задачу мы пытаемся решить в России. Показывая нашим поставщикам объем потребности и стараясь создать такой совершенно прямой прозрачный диалог с поставщиками и разработчиками о наших технологических потребностях для того, чтобы они, увидев наш реальный спрос, выраженный в деньгах и в конкретных технологиях, могли предлагать нам те технические решения, которые позволят нам добывать более эффективно и добывать там, где раньше экономически добывать было не целесообразно.
— Задача-то, наверное, вообще, общегосударственная. Как правительство помогает компаниям в импортозамещении? Вот, в частности, вашей компании?
— Мы работаем достаточно плотно с Министерством промышленности и торговли, с Министерством энергетики. И здесь тоже важно отметить, что в правительстве это видят не как такую "компанейщину", а как планомерную систему развития базы российских поставщиков. Для чего это делается. Во-первых, для того, чтобы снять технологическую неопределенность, когда проекты находятся на ранних стадиях, вероятность того, что та или иная технология не сработает в промышленном масштабе, высока. Поэтому абсолютно правильно инвестировать в 2-3-4-5 проектов, с другой стороны, чтобы не создать монопольную позицию.
— Какие требования вашей компании к партнерам, чтобы они поставляли продукцию вам?
— Если мы говорим про импортозамещение, мы понимаем, что речь идет о разработке нового продукта. Часто это работа с нуля. Там, где вообще никогда не было российских продуктов. Здесь смотрим в первую очередь на научный потенциал: насколько та или иная компания в состоянии действительно сделать разработку. Нефтяная отрасль шагнула очень далеко, и те разработки, о которых мы ведем речь в импортозамещении, это все, по сути, высокие технологии, хайт-тек. То есть мы смотрим, в первую очередь, на компетенцию инженеров-разработчиков. Далее, разумеется, на готовность предприятия выпускать продукт. В это плане мы не так требовательно относимся, поскольку мы понимаем, что в современном мире владение знанием как сделать и выпустить продукт вовсе не означает необходимость наличия физического актива. Типичный пример это роторно-управляемые системы, поскольку это сложный прибор, который состоит из спец. сталей, из микроэлектроники и из программного обеспечения, из сложнейших систем датчиков. Мы понимаем, что один производитель весь набор компонентов вряд ли произвести сможет. Самое главное понимать, где бы их по-компонентно можно было бы сделать в России и иметь понимание, как их собрать, чтобы они вместе давали результат, а не были мертвым железом.
— А есть ощущение, что будет следующим, изобретенным в России в нефтянке, что будет востребовано во всем мире? Какой следующий революционный этап?
— Ну, это больше вопрос к футурологам, а не к практикам, людям, которые на земле.
— Какова ваша экспертная оценка?
— Экспертная оценка — это что-то, связанное с максимальной эффективностью извлечения нефти.
— Тогда будем надеется, что это время не за горами.
— Однозначно.
— Спасибо!
— Спасибо.