Что делать с российской нефтью в эпоху низких цен

Объем запасов определяет природа, величину сырьевой ренты — глобальная экономика. Но то, с какой эффективностью распоряжаться каждой тонной запасов, зависит от России.

Но все знают, что от нефтяной зависимости нужно избавляться. Непредсказуемость цен на нефть делает экономику уязвимой. Рентный доход консервирует экстрактивные институты и препятствует развитию современной экономики.

Неудержимая притягательность ренты и одновременное желание избавиться от зависимости развиваются в экономический невроз. Немногим странам удается прагматично использовать нефтяной потенциал, понимая и контролируя негативные эффекты.
Сегодня ряд объективных факторов ограничивают развитие российской нефтяной промышленности. Вместе с тем отрасль демонстрирует удивительную устойчивость к внешним шокам.

Новый рынок

Ситуация на нефтяном рынке качественно изменилась за последние несколько лет. Влияние ОПЕК существенно уменьшилось. Американская сланцевая нефть, быстро реагирующая на изменения цены, стала своего рода гасителем колебаний на нефтяном рынке. Когда цена падает ниже $50–60, количество буровых снижается (в мае 2016 года их оставалось около 300), когда цена поднимается выше $50–60, количество буровых увеличивается (на пике цен 2014 года их было больше 1500). Избыток или дефицит нефти в объеме до 2–3 млн барр. в сутки (2–3% мирового спроса) теперь может быть устранен в течение 6–12 месяцев, а не нескольких лет, как это было раньше (подробнее об изменениях на нефтяном рынке, например, здесь). При этом стоимость бурения на сланцевых месторождениях постоянно снижается.

Нефть остается самым дешевым и удобным топливом для автомобиля, а автомобиль остается основным личным средством передвижения. Население земли и потребность в передвижении продолжат расти. Но период высоких цен на нефть дал импульс развитию альтернатив. Электромобиль из экзотики превратился в коммерческий продукт с растущей долей рынка.

Спрос на нефть в обозримой перспективе не уменьшится, но нефть будет становиться «нормальным» товаром, как в свое время стали «нормальными» уголь или сталь. Цена все больше будет определяться себестоимостью (сланцевой нефти) и альтернативами потребителя (залить бензин или зарядить батарею). Периоды экстремально высоких и низких цен будут реже и короче, но долгосрочно можно ожидать тренд на снижение цены.

Налоговые качели

Снижение цен на нефть приводит к снижению курса рубля и, соответственно, падению себестоимости добычи. Это позволяет отрасли сравнительно легко проглатывать ценовые шоки, сохраняя рентабельность текущей добычи. Однако доходы бюджета сокращаются быстрее, чем экономика в целом и экспортная выручка, поэтому правительство вынуждено повышать совокупную налоговую нагрузку на нефтяную отрасль, ведь других источников покрытия дефицита нет.

Текущая налоговая система, основанная на сборах с тонны (НДПИ и экспортные пошлины), проста для администрирования, но снижает стимулы для разработки новых месторождений. В условиях дефицита бюджета правительству трудно будет решиться на риск перехода к более сложным вариантам налогообложения, стимулирующим инвестиции (налогообложение экономического результата).

Запасы кончаются

С конца 1990-х до середины 2000-х рост добычи обеспечивался освоением нескольких зарубежных технологий на действующих месторождениях: ГРП, горизонтальное бурение, 3D-сейсмика. Но долгосрочное поддержание добычи требует ввода новых месторождений (гринфилдов) для замещения истощающихся. При годовой добыче в России более 530 млн т, основная часть которой приходится на старые месторождения Западной Сибири и Волго-Уральского региона, для поддержания текущего уровня необходимо ежегодно вводить гринфилды с добычей 10–15 млн т.

В начале 1990-х разработка гринфилдов была практически остановлена, только к концу десятилетия компании стали возвращаться к этой теме. В последующие годы были введены в эксплуатацию несколько месторождений, разведанных и подготовленных еще в СССР (Приобское, Ванкор, Уват, Талакан, Верхнечонское). Добыча там уже вышла на максимальный уровень и начинает сокращаться.

Еще несколько более удаленных и сложных месторождений ЯНАО, НАО и Восточной Сибири находятся на ранних стадиях разработки и будут вводиться в ближайшие годы (Сузунское, им. Требса и Титова, Мессояха, Новопортовское, Куюмба, Среднеботуобинское). Больше разведанных, готовых к разработке месторождений практически нет. В нераспределенном фонде остается всего одно крупное месторождение, Эргинское, с запасами чуть больше 100 млн т. Освоение месторождений Арктики и удаленных районов Восточной Сибири в текущих условиях нерентабельно.

Таким образом, в среднесрочной перспективе российским компаниям придется фокусироваться на повышении эффективности действующих месторождений.

Ухудшение структуры

В начале 1990-х в нефтяной промышленности России была реализована одна из наиболее радикальных рыночных реформ, создавшая конкурентную структуру отрасли. Однако последние десять лет шли постепенная консолидация отрасли преимущественно на базе государственных компаний, снижение количества и разнообразия участников. Практически исчезли независимые производители (в начале 2000-х их было несколько сотен), снизилось присутствие международных компаний. Несмотря на это, сегодня российская нефтянка радикально отличается от нефтяной промышленности СССР. Индустрия живет в рыночных условиях. Вне зависимости от формы собственности инвестиционные решения принимаются не Госпланом в Москве, а менеджментом и инженерами компаний, исходя из технологических возможностей и экономической эффективности. Это делает отрасль более гибкой и позволяет адекватно реагировать на изменение условий.

Режим санкций и общее охлаждение отношений с западными странами также создает определенные трудности, хотя технологические ограничения касаются оборудования для офшорной добычи, которая при текущих ценах экономически не целесообразна. Однако долгосрочное сокращение международных контактов может привести к формированию нового технологического отставания.

При сохранении существующих трендов отечественная нефтяная промышленность останется конкурентоспособной, но уровень добычи и доходов будет постепенно снижаться, а налоговая нагрузка будет возрастать. При этом сценарии нефть будет, по сути, тормозить развитие экономики.

Что делать?

Канада, Австралия, Чили, Норвегия — все эти страны не стали отказываться от природной ренты, а сполна ею воспользовались (и продолжают это делать), сносно справляясь с побочными эффектами. Есть ли шанс на такой сценарий у России?

Начнем с геологического потенциала. Дефицит новых гринфилдов и туманные перспективы освоения Арктики и Восточной Сибири подсказывают, что в первую очередь нужно искать потенциал развитых районов добычи.

Прирост запасов происходит не только за счет открытия новых месторождений, но и по мере совершенствования технологий. Допустим, одна скважина стоит $1 млн, при этом на месторождении рентабельно бурение 100 наиболее высокодебетных скважин, которые позволят добыть 10 млн т. Если же удастся снизить стоимость бурения в два раза, то на том же месторождении рентабельным станет бурение 200 скважин и общая добыча составит уже 20 млн т. Примерно по такой модели случилась «сланцевая революция» в США, позволившая удвоить добычу за пять лет.

По оценке американского Energy Information Administration, Россия обладает технически извлекаемыми запасами сланцевой нефти более 10 млрд т (в первую очередь запасы Баженовской свиты в Западной Сибири — регионе с уже хорошо развитой инфраструктурой). Это больше чем текущие запасы сланцевой нефти в США. А есть еще потенциал повышения нефтеотдачи на действующих месторождениях, разработка вязких нефтей и других трудноизвлекаемых запасов.

Технологии есть

По наличию квалифицированных кадров и профильных институтов, применению современных технологий нефтяными компаниями и подрядчиками российская нефтяная промышленность сегодня не мировой лидер, но крепкий, конкурентоспособный игрок. В отличие от большинства развитых стран в России сохранился престиж профессии нефтяника и приток молодых талантов в отрасль. Нефтяная отрасль одной из первых всерьез занялась развитием кадрового потенциала, как управленческого, так и технологического. Когда «Газпром нефть» в 2008 году пришла в Сербию, то за первые несколько лет команда инженеров из Сибири увеличила добычу на старых месторождениях более чем вдвое, как раз за счет применения более современных технологий.

По объему бурения и добычи на суше Россия остается одним из мировых лидеров, что позволяет поддерживать технологический потенциал и использовать экономию масштаба. Россия не стала пока мировым центром создания новых нефтяных технологий, но кадры, инженерная школа и рыночная ниша для этого есть.

Бизнес для смелых

Нефтянка как будто создана для привлечения сильных, амбициозных, готовых к риску людей, серийного формирования предпринимателей.

Руководителем небольшой нефтяной компании в Волго-Уральском регионе была хрупкая женщина, бывший профессор философии местного университета. Производство было оптимизировано до мелочей. Инфраструктура и люди работали на 120%, как ни в одной крупной компании. Нефтянка сделала из нее сметливого инженера и заряженного, жесткого предпринимателя. Таких примеров были десятки.

Да, нефтяная рента часто деформирует рыночные отношения, искажает мотивацию бизнеса с создания стоимости на захват и контроль ренты. Но там, где обществу и бизнесу удается обуздать эту стихию, сформировать работающие институты защиты прав, поддержания честной конкуренции, остается заряд живой предпринимательской инициативы. Успешное развитие нефтедобычи как конкурентной предпринимательской отрасли формирует спрос на развитие качественных институтов, финансовых услуг и бизнес-инфраструктуры.

Нефтяная промышленность может стать локомотивом качественного экономического роста. Для этого необходимо снова открыть ее для предпринимательской активности, стимулировать сотни и тысячи людей на поиск новых технических и инвестиционных идей. Необходимы структурные реформы, дерегулирование, конкурентная среда с низкими барьерами входа. Необходим стабильный, предсказуемый налоговый режим, стимулирующий инвестиционную активность, открытость международным технологиям, предсказуемость и надежность для международных клиентов и инвесторов.

Размер запасов определяет природа, величину ренты — глобальная экономика. Ни на первое, ни на второе мы не влияем. Вопрос в том, какую ценность мы можем создать из каждой тонны запасов, и здесь у каждой страны есть возможность выбора.

Post Scriptum

2026 (или 2036)  год. Нефть стоит $30. Электромобили заняли 25% рынка. Как при этом может выглядеть реализованный потенциал нашей нефтяной промышленности?

Добыча выросла до 700 млн т. Россия закрепилась в статусе крупнейшего производителя нефти в мире. Европа и Азия считают нас самым надежным и предсказуемым поставщиком с привлекательным инвестиционным климатом (вроде Канады для США). Рост обеспечили как гранды отрасли, так и 600 малых и средних компаний, а также прямые инвестиции нескольких международных гигантов. Капитализация российской нефтяной промышленности достигла $1 трлн (выросла в 6–7 раз с 2016 года, несмотря на снижение цен на нефть). Российские нефтяные компании заняли второе и пятое место по капитализации среди нефтяных компаний мира, успешно конкурируя с ExxonMobil, Shell и CNPC в борьбе за международные проекты. Нефтесервисные компании из России потеснили Halliburton и Schlumberger, заняв 25% на международном рынке сервисных услуг и технологических решений. В Тюмень из Москвы и Петербурга перенесены штаб-квартиры крупнейших нефтяных компаний. Москва и Владивосток укрепили статус региональных финансовых центров, успешно воспользовавшись нефтяным инвестиционным бумом. Очередной стартап студентов из Новосибирска, создавших новую технологию повышения нефтеотдачи, оценен в ходе IPO на Московской бирже в $2 млрд.

Сценарий оптимистичный. Но конкурентных преимуществ для его реализации у России больше, чем для создания очередной чудесной отрасли с нуля, пишет РБК.