Алексей Чекунков: 2020 год станет годом пролома льдов в Арктике.

Глава Фонда развития Дальнего Востока Алексей Чекунков рассказал в интервью РИА Новости о том, какие проекты в Арктике могут получить финансирование уже в следующем году и почему можно и нужно развивать северный туризм, какие проекты фонд реализует в Забайкалье и Бурятии, вошедших в состав ДФО в прошлом году, а также о проекте масштабной реформы всей лесной отрасли в России, работе российско-японской инвестиционной платформы и выстраивании отношений с китайскими инвесторами.
- Алексей, сколько проектов сейчас в портфеле фонда, каков общий объем инвестиций?
- Мы реализуем 17 проектов общим объемом инвестиций 477 миллиардов рублей. Фонд инвестировал в них 59,6 миллиарда, из которых 45 миллиардов рублей уже предоставлены и еще 13,5 миллиарда будут предоставлены по мере выполнения работ. Соответственно, наш капитал в 60 миллиардов полностью распределен. Еще 1,5 миллиарда рублей придут до конца этого года. И отдельной строкой в федеральном бюджете стоит на следующий год докапитализация на 19 миллиардов рублей. По этим средствам, ожидаемым в 2020 году, уже также отобраны проекты для финансирования.
Все 17 проектов расположены на территории Дальневосточного федерального округа. При этом пять из них недавно были включены экспертами Дальневосточного отделения РАН в десятку наиболее эффективных на Дальнем Востоке по показателю мультипликативного вклада в развитие территорий. На инфраструктуру приходится около 26 процентов инвестиций, горнодобычу - 18 процентов, сельское хозяйство - 13 процентов, промышленность - 12 процентов. Кроме того, реализуется программа поддержки малого и среднего бизнеса - всего по ней профинансировано уже более 850 проектов.
- Переходя к конкретным проектам, новый терминал аэропорта Хабаровска открыли в октябре, далее в планах строительство международного терминала. Какие там сроки, параметры?
- Сейчас идет экспертиза проекта. Во второй половине следующего года планируем приступить к его реализации.
- Вы говорили, что модель взаимодействия с ВЭБ, которую применяли при строительстве аэропорта Хабаровска, будет применяться в других проектах. Есть ли уже конкретные истории, где эта же модель может быть применена?
- Да, мы с ВЭБ РФ сейчас ведем десять совместных проектов, в целом стараемся примерно заходить в соотношении 1:1, где в долговой части половину денег дает ВЭБ, половину - ФРДВ. Бывает, что консорциум из трех участников, где ВЭБ, ФРДВ и еще один коммерческий банк. Мы, в частности, по такой схеме смотрим на аэропорт Нового Уренгоя, на аэропорт Елизово в Петропавловске.
- По аэропорту Нового Уренгоя же уже подписано соглашение?
- Соглашение подписано, но финансирование проекта пока не открыто.
- А по Елизово какой статус?
- Финансовое закрытие этих проектов планируем на первый квартал 2020 года.
- Расскажите про аэропорт Благовещенска. Там подписано соглашение о реализации, есть ли уже заинтересованные инвесторы?
- В Благовещенске - концессионная модель, но пока не выбран частный инициатор, поскольку аэропорт в государственной собственности. Объявлен конкурс, ожидаем его результатов.
- А по международному терминалу аэропорта Якутска какой статус?
- Мы обсуждали этот проект на ранних этапах, в том числе с якутскими банками. Пока в нем не участвуем, но не исключаю, что зайдем в проект в 2020 году.
- На какие-то еще дальневосточные аэропорты смотрите?
- Важная задача - развивать малую региональную авиацию, то есть увеличить количество аэродромов и насытить правильной авиатехникой, чтобы малые села и поселки были соединены. В советское время сетка была плотнее, регулярных рейсов было больше раза в три. Сейчас большое количество территорий оказалось отрезанными. Это комплексная проблема, ее нужно решать на уровне государства: Минтранса, который отвечает за взлетно-посадочные полосы, и Минпромторга, который определяет, какие воздушные суда эксплуатируются.
Есть интересы развития национального авиастроения, разработаны несколько проектов небольших самолетов, но не все они учитывают специфику. Для наших самых отдаленных территорий старичок Ан-2 остается очень важной машиной, потому что может взлетать откуда угодно и садиться куда угодно. Да, он устарел морально и физически, но ему нужна модернизация или замена. А более модные и красивые самолеты, в частности те же DHC, которые наш фонд профинансировал для авиакомпании "Аврора", это уже полноценная авиация, для которой нужны дорогие бетонированные взлетно-посадочные полосы, а они далеко не везде есть.
В дальневосточном авиасообщении не будет качественного скачка, пока не будет решения по этой условной последней миле - какие аэродромы мы поддерживаем, какие малые суда должны там оперировать. И неизменно с государственной субсидией - это не бизнес, а чисто социальная история. И она за собой вытягивает и туризм, и здравоохранение - люди в малых населенных пунктах зачастую не получают качественной медицинской помощи, потому что им оттуда не выбраться.
Это важная история, для фонда она не совсем профильная, потому что она чисто социальная. Но раз вы спросили, я считаю, что ситуация с аэропортами, в том числе международными терминалами, на Дальнем Востоке значительно улучшилась в последнее время. А вот аэродромы и внутренние аэропорты для малых населенных пунктов - проблема, которая пока, к сожалению, остается актуальной.
- Серьезная новая задача и для вас, и для всех дальневосточных структур - развитие Арктики. Есть ли уже понимание, в какие проекты в Арктике вы зайдете в первую очередь и в целом что нужно делать на этом направлении?
- Огромный пласт, очень интересная работа. Формально и де-юре мы получаем право заниматься Арктикой с 1 января, но у нас был почти год подготовки. За это время мы увидели, что там есть несколько групп проектов. Есть огромный важный пласт - углеводороды, но его мы не трогаем, там триллионы рублей инвестируют профильные компании. И есть интересный пласт проектов среднего размера, на котором фокусируемся, это транспорт и туризм.
К примеру, есть прекрасный проект редевелопмента доков в Мурманском порту. Во всем мире самые интересные проекты по редевелопменту городской среды - это доки, "Кэнэри-уорф" в Лондоне, доки в Сан-Франциско, Барселоне, Лиссабоне, Бордо. В Мурманске, думаю, будет одно из самых интересных мест в России - там прямо в порту можно видеть, как заходят и выходят суда, и одновременно стоит атомный ледокол "Ленин".
Второе - транспорт. Большая тема это Северный морской путь. Но СМП - это проект такого масштаба, в котором все задействованы в том или ином виде. Помимо него есть точечные умные проекты в сфере транспорта и городской среды, которые мы в фонде прорабатываем. В следующем году, думаю, минимум два мы сделаем.
Есть интересные проекты в сфере телекоммуникаций, в частности, арктический кабель - это тоже Северный морской путь, но только в части передачи данных. Хороший, живой, интересный проект, сейчас резко повысилась его необходимость в связи с вводом сети 5G, резко возрастет трафик данных.
Арктика станет большим и значимым направлением нашей работы, но эта работа пока только начинается, поэтому 2020 год для нас будет годом пролома льдов и прокладывания курса.
- Вы заговорили про туризм. Если про туристический интерес к Дальнему Востоку мы в целом все понимаем, то кто эти люди, которые захотят как туристы ехать в Арктику?
- Я могу вам много часов рассказывать, что такое северный туризм, что сейчас самое время, что это невероятно популярно и модно. Я сам недавно под большим впечатлением вернулся из Исландии, которая находится на Полярном круге, на одной широте с Чукоткой и принимает 2,5 миллиона туристов в год. И это страна с населением как город Якутск, площадью примерно между Приморским и Хабаровским краем. Северный туризм страшно популярен, азиаты считают, что обязательно нужно посмотреть полярное сияние. В Исландии много китайских туристов, они прилетают прямыми рейсами, тратят много денег. Для них это необычно, экзотично.
А русский Север - да, там темно и холодно, но в том же Мурманске лучшая в мире рыбалка нахлыстом. Это же королевское развлечение. Все зимние развлечения очень легко устраиваются, для этого нужно немножко капитала, снег и холод. Снег и холод у нас есть, капитал тоже есть. Рекреационный туризм - горячие источники и СПА, это Камчатка может дать. Экологический туризм - люди хотят есть самую чистую в мире рыбу, пить самую чистую воду. Это все открытые ниши для нас. Главный вопрос - кто все это сделает. Такой бизнес, в отличие от гигантских газопроводов и железных дорог, очень сложно планировать сверху. Нельзя приказать: страна, стань туристическим раем. Должны десять, двадцать, пятьдесят, сто тысяч предпринимателей каждый что-то сделать. Это происходит, например, во Владивостоке, там местный бизнес постепенно поворачивается лицом к туристам.
Завершая эту тему, есть сейчас в мире очень модная концепция - маркетинг территорий как туристических направлений, как правило, стран, иногда отдельных городов, например Стамбула. Вот Грузия - туристический рай, весь мир это признал, шесть миллионов туристов. Так вот, я считаю, что за сравнительно небольшие деньги можно отрекламировать проход по Северному морскому пути как то, что любой человек должен сделать хоть раз в жизни, потому что это будет незабываемо, уникально. И вот пожалуйста, у нас целевая аудитория - 100 миллионов человек, можно катать хоть круглые сутки. Думаю, операторы северных проходов должны начинать это. Северный морской путь - это точно достояние, которое может кормить нас столетиями.
- Это пока в качестве идеи?
- Мы все на себя взвалить не можем. У нас пока в части медицинского туризма есть интересный проект на Сахалине. В команде губернатора Валерия Лимаренко работают прогрессивные ребята, они хотят так сделать, чтобы японцы ездили на лечение к ним. Не мы к ним, а они к нам. В принципе, это возможно с учетом старения и жесткой коммерциализации услуг за рубежом - медицина везде очень дорогое удовольствие, а не социальный сервис. Азия - Китай, Япония, Корея - стареет с огромной скоростью, 500 миллионов человек возраста 60+ будут нуждаться в разных медицинских и санаторных сервисах. И я верю, что можно развернуть поток дальневосточников, выезжающих на лечение в Корею и Японию, и самим азиатам предлагать эти услуги. Сахалин, Приморье - вот два направления, которые могут выстрелить. У Сахалина есть конкретная программа с участками, планом по количеству коек. Мы им поможем. Думаю, в ближайшие пару лет увидим старт перспективных проектов.
- Проект создания совместного с китайцами курорта на острове Русский в силе?
- Есть проект создания на Русском большого рекреационно-туристического кластера - мы называли его центром международного сотрудничества. Продолжаем работу над этим проектом, но без участия зарубежных партнеров.
Другой аспект - конгрессно-выставочный центр. С высокой долей вероятности стройка будет начата в будущем году, но тоже силами российских организаций. Конгрессный центр - это важная история. С одной стороны, Владивостоку сложно конкурировать с международными конгрессными суперцентрами, например в Лас-Вегасе, Франкфурте, Шанхае. С другой, почему бы средним китайским компаниям не провести какую-то выставку или мероприятие в России, это интересно и политически красиво. Можно красиво сыграть и заманить их к себе - но уже не на площадку университета, чтобы не прерывать процесс обучения, а в конгрессно-выставочный центр.
- Завершая арктическую тему, вы говорили, что для реализации проектов в Арктике фонду понадобится докапитализация на 50 миллиардов рублей. Это решение уже принято?
- Принято решение, что из нашего существующего капитала и капитала, который мы ожидаем получить в 2020 году, 15 миллиардов рублей могут быть направлены на проекты в Арктике. Думаю, мы эту сумму проинвестируем в течение двух лет - 2020-2021 годов. Сумму в 50 миллиардов я назвал, имея в виду набор проектов в Арктике, рассчитанный примерно на пять лет.
- Еще одна большая история - включение Забайкалья и Бурятии в состав Дальневосточного федерального округа. Как идет работа в этих регионах, в какие проекты вы уже зашли или планируете зайти?
- Для меня поразительно, что эти два субъекта у нас числятся внизу турнирной таблицы по социально-экономическому развитию, при этом их география и природные богатства не оправдывают такое положение вещей. У Бурятии есть Байкал, есть буддизм - преимущество глобального значения, есть набор очень приличных минерально-сырьевых ресурсов. У Забайкалья есть земля, есть лес, есть минерально-сырьевая база, есть граница с Китаем. У этих двух субъектов совершенно точно имеются все задатки для того, чтобы рост экономики там был быстрее среднего.
Мы собрали портфель проектов для Бурятии и Забайкалья, в следующем году минимум по два проекта выйдет в каждом из этих регионов. Думаю, в первом квартале 2020 года это случится. В Бурятии очень большое свинцово-цинковое месторождение с инвестициями в миллиард долларов - Озерное месторождение, развитие которого рассчитываем начать в будущем году. В Забайкалье есть проект, связанный с добычей урана, планируем вложить пять миллиардов рублей в первом квартале 2020 года.
Кроме того, в Забайкалье реализуем пилотный проект по новой модели оценки лесных ресурсов. Этот регион никогда не фигурировал как столица российского леса, но субъект очень большой, территория громадная, леса там много, но дорог мало. Лес же вертолетами не доставишь, поэтому леса в России много, но экономически доступен он только там, где построены лесные дороги. В этом смысле Забайкалье сильно отстает, но они открыты для инноваций, там интересно выстраивать модель, направленную сразу на переработку. Пусть не суперглубокую, но чтобы это был не кругляк, а очищенные, правильно скомпонованные пиломатериалы, добываемые абсолютно прозрачным для государства образом.
В лесной отрасли России сейчас абсолютная информационная темнота. Про 60 процентов леса мы не знаем, что это за лес вообще. А существующее регулирование практически предотвращает развитие переработки. Мы, в частности, сравнивали наш лесной комплекс с лесным комплексом Финляндии. Выяснили, что с гектара лесных территорий доход российской экономики в 240 раз ниже, чем доход финской экономики. Корневая проблема - отрасль убыточная, выделили конкретные подпроблемы и предложили решения.
Первое - хотя бы на землях сельхозфонда, покрытых лесами, разрешить выращивание лесных плантаций. Это может быть глобально интересным бизнесом, почему нет? Картошку растить можно, а сосны нельзя. Пусть человек растит там то, что хочет.
Далее, для оценки лесов мы предлагаем использовать лидарную съемку с помощью беспилотников. Это дороже, чем из космоса фотографировать, но дешевле, чем ручные методы. Мы оцениваем затраты примерно в 50 рублей за гектар. То есть за 50 миллионов рублей мы узнаем, какой лес растет на миллионе гектаров.
Далее, логистика леса - очень болезненная и крайне важная тема. Максимальная загрузка лесовоза - 44 тонны, причем не различается летом и зимой. Но зимой дороги замерзшие, по ним можно хоть танками ездить. Если увеличить загрузку летом до 47, а зимой до 60 тонн, на дороги это не повлияет никак, а затраты на логистику лесозаготовки снизит на 17 процентов. То есть эффективность отрасли вырастет на пятую часть, вырастет расстояние, на которое можно возить лес. Это очень важно.
И самое главное - переработка. У нас технические и экологические требования настолько сложные, что проект целлюлозно-бумажного комбината в России стоит в полтора-два раза дороже, чем в той же Финляндии. Мы предлагаем хотя бы в рамках территорий опережающего развития - а под каждый ЦБК целесообразно такую создавать, потому что это гигантские инвестиции, - разрешить применение технических норм, например, стран ОЭСР. В Финляндии, Канаде, Швеции по таким нормам можно строить, почему в Хабаровском крае нельзя? Давайте у нас будет как в Финляндии, и тогда ЦБК будет стоить не два миллиарда, а миллиард долларов. Тогда экономика заиграет и инвесторы придут.
Еще одна важная мера, которую мы предлагаем, - перейти от плана освоения участка и лесной декларации к электронному отчету по объему. Как нефть и газ. Мы же не контролируем нефтяников, какой глубины скважины они должны бурить. Мы говорим - ты можешь добыть миллион тонн нефти и заплатить НДПИ с миллиона тонн нефти. То же самое - можешь добыть 100 тысяч кубов древесины, за них и отвечай. А сколько там у него деревьев, мы будем точно знать благодаря лидарной съемке.
Последнее, тоже очень важное - это строительство лесных дорог, именно магистральных, хороших лесных дорог за счет инвесторов методом государственно-частного партнерства, по концессиям, когда инвесторы будут вкладываться в строительство таких дорог, а государство будет с ними расплачиваться в течение многих лет. В том числе, например, путем зачета этих инвестиций в каких-то концессионных платежах за выработанный лес.
- Все это пока в формате пакета идей?
- Нет, это уже разработанный проект федерального закона, который, как мы рассчитываем, будет внесен в Госдуму в весеннюю сессию.
- Если все пойдет по плану, когда уже мы сможем увидеть электронный сервис по распределению лесных участков?
- Планируем представить на Восточном экономическом форуме в 2020 году. Действительно, мы начинали на все это смотреть только как на электронный сервис, а потом поняли, что все взаимосвязано, напряглись - и вот сделали комплексный проект по повышению эффективности всей отрасли путем проведения эксперимента на Дальнем Востоке. Хорошая новость в том, что здесь нет ничего такого, что было бы трудно или невозможно сделать. Много структур вовлечено, это правда, но пока нас все поддерживают. Ни по одному из предлагаемых решений мы не слышали аргументированных возражений.
- А как дела у онлайн-сервиса для инвесторов в аквакультуру? Планируется ли дальнейшее расширение акватории для хозяйственной деятельности?
- Это не быстро происходит, потому что есть несколько важных аспектов. Во-первых, природоохранный. Во-вторых, связанный с требованиями безопасности. Не все моря и акватории Дальнего Востока пригодны для марикультуры, есть и оборонные аспекты. Где нельзя - там нельзя. В целом это пока небольшой бизнес, но мы рады, что уже выдано большое количество участков - за два года функционирования системы в три раза больше, чем за предыдущие 20 лет.
- Переходя к международной повестке, планируется ли создание фонда прямых инвестиций с Китаем, о котором шла речь еще во время визита президента РФ Владимира Путина в КНР в апреле?
- Фонд с Китаем - это давняя, непростая работа. Мы сейчас в активной стадии. Пока к созданию полноценного фонда прямых инвестиций с Китаем не пришли, хотя работа над разным контентом ведется уже давно. Китайские коллеги в этом смысле сложный партнер. Они, с одной стороны, очень заинтересованы. С другой, их настоящий талант - инженерно-строительные мощности, а проекты они ведут со связанным финансированием. Зачастую все приходит к ситуации, чтобы российский бюджет проинвестировал работу китайских подрядчиков. Это не всегда соответствует интересу проекта и интересу государства. Я лично знаю десятки проектов в России, где наступало взаимное разочарование. Тем не менее российский и китайский бизнес присматриваются друг к другу, я верю, что количество постепенно перейдет в качество.
- Можете привести примеры, в какие отрасли и проекты китайцы могут прийти?
- Горнорудная область, энергетический сектор. Мы занимались с ними газификацией, мобильной газификацией с помощью технологий СПГ, даже газохимией. У России прекрасные собственные ресурсы, избыток банковской ликвидности, есть технологии, поэтому воспринимать Китай лучше как рынок и как партнера в более поздней стадии, чем как партнера для девелопмента с проектной стадии. По агротеме мы с ними достаточно много усилий потратили. Они объективно ищут себе источник экологически чистого продовольствия, животноводства или бизнесы ищут, но государство не пускает продукцию. Китай не покупает иностранное мясо, переговоры на уровне первых лиц за каждую квоту.
Эти перекосы, противоречия пока сохраняются, но ни в коем случае нельзя ослаблять диалог. Мы активно с Китаем взаимодействуем, делимся всеми инвестиционными возможностями, новостями. Я считаю, один из способов работать с китайцами - это делать многосторонние структуры, не русско-китайские, а с участием европейских партнеров, например. Многоформатные организации с участием Китая, России, Швейцарии, Франции, Германии могли бы более сбалансированный интерес всех сторон представлять и быть более комфортными партнерами.
- Вы упомянули агропромышленный комплекс. Периодически появляются сообщения, например, что COFCO заинтересовалась покупкой зернового терминала в Краснодарском крае, но дальше ничего не происходит…
- Именно, ключевое слово - интересуются. Это спорадический интерес, там что-то интересное - прислушаемся. Китайцы очень стратегичны. Это значит, что отсутствие стратегии и отсутствие масштабного плана сотрудничества это и есть на сегодня стратегия в сельском хозяйстве между Китаем и Россией. Именно с китайской стороны, потому что Россия готова. Скажите российским производителям, что можно на китайский рынок поставлять, они утроят производство за три года и завалят Китай хорошим мясом, зерном, всем чем нужно. Но есть китайское агролобби, миллионы китайцев заняты в низкопроизводительном, малоэффективном сельском хозяйстве. Если пустить из России дешевое мясо и зерно, что этим людям делать? Китай очень жесткий в этом смысле.
- Как идет работа с корейцами? Есть ли уже конкретные проекты, в которые могут зайти корейские инвесторы?
- Интерес корейских инвесторов сфокусирован преимущественно на дальневосточном малом и среднем бизнесе. По линии нашего фонда проекты обсуждаются, но их не так много.
- Как идет работа российско-японской инвестиционной платформы?
- У нее сейчас порядка десяти проектов на сопровождении, диапазон очень большой. Первый проект, который мы вместе сделали, это якутские теплицы "Саюри", первый урожай они уже получили, это технологическая инновация с использованием японских технологий. Раньше в таких северных широтах круглогодичных теплиц не существовало. Японские инвесторы также выражали интерес к проекту по строительству терминала для перевалки СПГ на Камчатке, обращались для этого в платформу. Дальше интересные проекты городской среды, коммунальные проекты, мусоросжигающий завод, проект по утилизации автомобилей.
В целом мы считаем, что платформа взяла неплохой старт, сейчас мы уже хотели бы видеть больше реализованных, достроенных проектов. С японцами не быстрая история, но они с пути легко не сходят, поэтому, думаю, из этих десяти проектов как минимум половину мы реализуем.